Римский–Корсаков высоко ценил «глубокий и неотъемлемый мир», о нем просил он Господа. Но в то же время ясно давал понять слушателям, что ныне, по вине агарян, мира нет, что басурманы «уничижают и бесчествуют» Российское государство, называя периодически посылаемые в Крым «любительные поминки» годовой данью, оскорбляя и мучая русских посланников, беспрестанно творя разбой на российской границе.
Потому, прежде чем просить мира, Игнатий молит Бога покорить «мужественным, храбрым и крепким российским людям» «все варварские языки, брани хотящие». Оратор не сомневается в правоте Российского государства и его конечной победе над мусульманской агрессией в Европе.
Патриарху, придерживавшемуся противоположного взгляда на предстоящий поход, со второй речью — к священникам — выступить не дали. Зато Римский–Корсаков произнес новое «Слово к православному воинству» перед огромным собранием войск за городом, у Новодевичьего монастыря, вручая полкам икону Одигитрии. «Слово» энергично и сжато развивало мысль предыдущей речи Игнатия. Опираясь на традицию, отраженную в чинах царского венчания, оратор назвал воинов российской армии «новым Израилем, родом избранным, царским священней, языком святым, людьми обновления» — подлинными наследниками библейских «избранников».
Воспев могущество девы Марии от Евангелия и византийской истории, Игнатий затем все ее заботы переносит на Россию. «Православное великороссийское государство, жребий самой Богоматери, ее помощью расширилось, ее пособием утвердилось, ее хранением в своей крепости доселе пребывает и ее утверждением врагов своих и супостатов преславно побеждает». Принесенная от государей в полки Путеводительница — залог торжества над всеми супостатами.
Борьба с Оттоманской Портой и Крымским ханством приобретает в устах Римского–Корсакова характер священной воины. Но священная война для России — не то, что мусульманский газават или католические крестовые походы. Не захват земель или отвоевание святых мест, а защита и освобождение братьев от агрессоров определяет ее сущность.
«Дело же вам предлежащее, — говорил Игнатий, — есть дело не ваше, но дело Божие, эанеже о вере православной кафолической, о славе Бога небесного, об освобождении Церкви, лютое и нестерпимое от врагов гонение страждущей, и о братии вашей, во пленении агарянском сущей… предстоит вам подвизаться».
В отличие от «Слова воинству», «Слово о помощи Богородицы» содержит и церковно–дидактические элементы. Игнатий требовал от воинов духовной чистоты. Оратор призвал их к воздержности от «лукавых дел» и к молитвам. Впрочем, в противность Иоакиму, спасение воинских душ Римский–Корсаков связывал не с богомольностью (для обоих ораторов весьма сомнительной), а со святостью их воинского труда!, «ибо о Божией ратующим славе как победить есть славно, так и умереть душеспасенно».
Отредактированные и оформленные Игнатием по веем правилам книжного искусства, речи его к воинам вошли в число лучших историко–публицистических произведении XVII в. 14 марта богато оформленный экземпляр «Слова воинству» был поднесен царевне Софье Алексеевне; в 1689 г. Афанасий, архиепископ Холмогорский и Важский, сделал с авторской рукописи еще один список. Вероятно, для царевны было оформлено в книжечку и «Слово о помощи Богородицы''. Единственный сохранившийся его парадный экземпляр принадлежал (вместе с исчезнувшим позже «Словом воинству») библиотеке митрополита Суздальского и Юрьевского Илариона — знаменитого бессребничеством и милосердием основателя Флорищевой пустыни. Еще в XIX в. в пустыни имелся и подписанный Игнатием дарственный экземпляр «Слова воинству».
Особая близость Илариона к царю Федору (у которого он был восприемником сына и советчиком в выборе второй жены) заставляет думать, что превращение его архиепископии в митрополию 11 декабря 1682 г. (согласно плану епархиальной реформы) могло быть учинено государем в противность патриарху. Да и во время Московского восстания 1682 г. Иларион, согласно «Созерцанию» Сильвестра Медведева, мужественно содействовал планам царевны Софьи, приведя к Троице–Сергиеву монастырю представителей всех стрелецких полков с повинной [429].
Это, конечно, не означает, что искренний любитель и собиратель книг, обогативший созданную им библиотеку Флорищевой пустыни уникальными рукописями Игнатия Римского–Корсакова, Кариона Истомина, Иоанникия и Софрония Лихудов и других замечательных литераторов–современников (присылавших в пустынь книги и после его кончины) [430]. Иларион был явным сторонником правительства регентства и тем паче противником патриарха, который в 1682 г. и отправил его (вместе с Карионом Истоминым и экземплярами новой книги «Увет духовный») сопровождать доведенных до отчаяния восставших в Троицу.
Подозрение в близости к Софье опровергается тем фактом, что позже сам Петр I повелел оставить старого и ослепшего Илариона на кафедре. Второе заключение вытекает из общего либерального отношения Иоакима к духовной интеллигенции — при известной нетерпимости архипастыря к архиереям, осмелившимся противоречить ему в церковной сфере.
Не забудем о том, что наибольший личный интерес к острым публицистическим выступлениям Римского–Корсакова проявлял яркий и безусловный единомышленник Иоакима, архиепископ Афанасий Холмогорский, известный как убежденный грекофил, традиционалист в сфере религии и в быту, упорный борец с расколом и по политическим пристрастиям — безусловный «петровец», поддержавший стремление юного царя получить для России выходы к морям [431].
Афанасий (в миру Алексей Артемьевич Любимов, 1641— 1702) родился в г. Тюмени и получил хорошее домашнее воспитание, видимо, благодаря матушке своей Пелагее (в будущем — игуменье Тюменского Алексеевскою монастыря Параскеве). В 1666 г. он принял постриг в Далматовском Успенском монастыре и продолжил образование под руководством основателя обители Долмата, известного книжника, по убеждениям близкого к староверам (как и покровительствовавший Афанасию игумен монастыря Исаак). Видимо, еще в монастыре юноша на основе множества авторитетных источников составил свой «Шестоднев», в коем отразил, помимо прочего, естественно–научные и космологические представления образованного россиянина конца XVII в.
В том же 1666 г. Тобольский архиепископ Корнилий, узрев в Афанасии человека образованного, сведущего в богословии и энергичного, приблизил его к себе. В должности крестового иеродиакона Тобольского архиерейского дома, а с 1674 г. — игумена Долматовского монастыря, Афанасий приобщился к церковной администрации и хозяйственному управлению, решению монастырских конфликтов, а также, отставив свои симпатии к староверам, зорко следил за единообразием богослужения в соответствии с новоисправленным Служебником. Неведомо за что Корнилий (теперь уже митрополит) в 1677 г. ненадолго ссылал Афанасия в Енисейский острог.
Эти внешние события биографии Афанасия не меняли подмеченного историком В. М. Верюжским факта, что «стремление к образованию, книжности составляет основной мотив его жизни». В 1679 г., приехав по монастырскому поручению в Москву, сибиряк приходит в восторг от патриаршей библиотеки, а Иоаким не отпускает его от себя, делая крестовым иеромонахом. Правда, в марте 1682 г. царь Федор, настаивая на выполнении своего плана епархиальной реформы, добивается возведения Афанасия в сан архиепископа на новообразованную Холмогорскую епархию.
Но последовавшие вскоре бунташные события задерживают архиепископа при патриархе. Именно Афанасий участвует в выносе тела покойного царя Федора и его отпевании, ведет праздничные богослужения и играет видную роль в царском венчании Ивана и Петра 25 июня 1682 г. 5 июля, по свидетельству всех источников, именно этот молодой (всего 41–летний) архиерей, искушенный в вопросах догматики и отлично знающий староверов, играет от Церкви главную роль на организованных царевной Софьей прениях в Грановитой палате.
Неведомо, кто составлял тогда речь самого патриарха (видимо, Истомин). Но разбор и опровержение старообрядческой челобитной на основе многочисленных выписок из древних греческих и славянских книг -— «Увет духовный», изданный в кратчайшие сроки (под присмотром Кариона) от имени патриарха Иоакима, — был за 50 дней написан Афанасием Холмогорским [432]. «Увет», сразу отпечатанный тиражом 1200 экземпляров и выдержавший немало переизданий, еще только расходился по стране, а Афанасий 18 октября 1682 г. уже прибыл в Холмогоры и лично вступил в решительную борьбу с расколом.
Иоаким не прогадал, возвысив ученого сибиряка. Тот сумел опереться на приходских священников, снабдить приходские церкви новоисправленными книгами, а там, где не помогало убеждение, — бестрепетно прибегал к силе светской власти. В стремлении привести церковную жизнь епархии к московскому образцу Афанасий даже завел в Холмогорском Преображенском соборе Чиновники архиерейского служения — подобные тем, что составлял для патриарха в Москве Игнатий Римский–Корсаков.
